Александр Рубашкин

«Илья Эренбург о русских поэтах и поэзии»

(вступительная статья к книге Ильи Эренбурга «Портреты современных поэтов»)

Эренбург принадлежал к поэтическому поколению Ахматовой и Цветаевой, Мандельштама и Маяковского. Они начинали почти одновременно. В 1910-м и 1911-м годах в Париже и Петербурге вышли подряд две книги стихов юного Эренбурга. В 1910 году выпустила «Вечерний альбом» Цветаева. В 1912 году сборником «Вечер» дебютировала Ахматова, спустя два года утвердив свою высокую поэтическую репутацию («Четки»). В эти же предвоенные годы заявил о себе Маяковский (и его друзья футуристы). Их всех так или иначе заметили тогдашние мэтры — Брюсов, Бальмонт, Вяч. Иванов, Гумилев. Многих — и прежде всего Цветаеву и Эренбурга — привечал Макс. Волошин.

Очень рано, практически с первых шагов в литературе, Эренбург не ограничил себя каким-то одним литературным жанром. Стихи, переводы, критические статьи, не говоря уже о журналистике, стали для Эренбурга поистине призванием. Проза еще ждала его. Переводы из французских поэтов конца XIX — начала XX века скоро нашли выход в антологии «Поэты Франции» (1914), в которой наряду с переводами были краткие заметки об авторах. В журналах, в разные годы издаваемых Эренбургом за границей — и в 1913 году («Гелиос», Париж), и в начале двадцатых («Вещь», Берлин}, он не однажды выступал с обзором русской поэзии. Если первые выступления не выделялись в общем критическом потоке, то уже в некоторых газетных статьях военной поры (1915 — 1917) проявились черты эренбурговского стиля — ироничность, острота, парадоксальность. Так воспринималась, например, полемическая статья в «Утре России» — «Французская поэзия и война» — с упреками поэтам, не осознавшим перемен в народной жизни. Этапом для самого поэта Эренбурга стала книга «Стихи о канунах» (1916).

Несомненно, становлению Эренбурга-критика способствовали переписка и встречи с М. Волошиным и В. Брюсовым, их заинтересованное отношение к расширению эренбурговской карты современной поэзии. О Цветаевой ему пришлось немало услышать от Волошина; к Пастернаку, едва Эренбург вернулся после долгих девяти лет эмиграции a Москву (1917), его послал Брюсов. Впрочем, и находясь за двумя фронтами, Эренбург был связан с литературной жизнью России, следя за появлением новых стихов Бальмонта и Гумилева, Ахматовой и Цветаевой, Инбер и Крандиевской. Все-таки сотрудничество с «Биржевыми ведомостями», регулярно печатавшими военные корреспонденции поэта и журналиста, делали его как бы своим для других авторов «Биржевки».

В 1918-м, наряду с политическими (антибольшевистскими) статьями в эсеровской печати, Эренбург пробует себя в эссеистских портретных зарисовках русских и французских литераторов. Среди первых — К. Бальмонт, Б. Савинков (Ропшин), А. Н. Толстой, среди вторых — А. Спир и Л. Блуа. О русских поэтах-современниках наиболее подробно он пишет в статье-обозрении «На тонущем корабле», среди персонажей которой к названным выше добавим В. Меркурьеву, Р Ивнева, Е. Кузьмину-Караваеву, В. Каменского, И. Северянина. В очерке «Четыре» — характеристики Цветаевой, Инбер, Крандиевской, Меркурьевой сопровождались в газете стихотворными текстами. Однако все эти публикации не стали основой будущей книги о поэтах, шел отбор и накопление материала, а сами портреты создавались заново.

Книга сложилась ко времени отъезда Эренбурга (март 1921-го) за границу. А уже в 1922-м, в тот же год, что и «Хулио Хуренито», и антология «Поэзия революционной Москвы», составленная Эренбургом, и два новых сборника стихов, вышла книга «Портреты русских поэтов»¹. То были 14 эссе, датированных 1919 — 1921 годами. Повторим, что автор не взял для книги уже готовое — свои газетные и журнальные публикации, он все написал по-другому, выработав стиль, непохожий ни на рецензионный, ни на очерковый. Критика это оценила сразу же. Вот одна из наиболее точных оценок, впервые приведенная трагически погибшим исследователем Эренбурга Е. Ландау: «Книжка Эренбурга, его характеристики не обладают обязательностью историко-литературного исследования, но зато обладают более высокой обязательностью — художественной» (Д. В. «Россия», 1922, № 2).

После берлинского издания — под другим названием: «Портреты современных поэтов» — книжка на следующий год вышла в Москве, в издательстве «Первина». Автор сохранил алфавитный принцип построения (от Ахматовой до Цветаевой), но отказался от сопровождающих эти эссе текстов поэтических. Несколько изменилось каждое название (вместо «Анна Андреевна Ахматова» — «Анна Ахматова» и т. д.). К сожалению, Эренбург убрал даты написания каждого эссе, весьма красноречивые. Они помогали проследить, как за короткий срок менялось отношение критика-поэта к своим героям (особенно А. Блоку и В. Маяковскому), более точными и взвешенными стали оценки поэзии С. Есенина и, с другой стороны, как некоторые подходы оставались неизменными на протяжении многих лет (Пастернак).

Многочисленные статьи Эренбурга, особенно «О некоторых признаках расцвета российской поэзии», вызвали нападки зарубежных критиков. Отвечая им, Эренбург послал письмо в редакцию «Русской книги», не потерявшее своего значения и сегодня: «...Как ни относиться к гражданским симпатиям Маяковского, он поэт, и большой поэт. «Клеветникам России», Пушкина, дипломатическое славянофильство Тютчева могли не нравиться передовым современникам, но в 1920 году крайние коммунисты воздвигают памятники «камер-юнкеру» и «послу». Поэзия Маяковского останется, когда истлевают и «Правда», и «Последние новости».

То же и с Блоком. В 1918 году, отвергая позицию поэта, Эренбург готов был перечеркнуть и саму поэзию². Но за год с небольшим словно пелене спала с эренбурговских глаз. Оказалось, что поэзию нельзя судить по законам политики, что сила художника преодолевает все временное, наносное...

Среди обстоятельств, «поправивших» Эренбурга, была, очевидно, аргументация старшего друга — поэта Волошина, особенно в его статье «Поэзия и революция. Александр Блок и Илья Эренбург», опубликованной в харьковском альманахе «Камена» (1919, № 2), в том самом номере, где напечатана статья самого Эренбурга о французском поэте А. Спире. Подозревать Волошина в приверженности большевизму было невозможно. Тем убедительней стала его художественная аргументация. Высоко оценив эренбурговскую «Молитву о России» (1918) и называя ее «первым преосуществлением в слове страшной российской разрухи» Волошин утверждает, что поэзия независима от «гражданских и политических полезностей», что оно «космическое депо», а сам поэт становится «голосом всей катастрофы», а не выражением партийных пристрастий. Это и дает ему основание сказать, что «поэма «Двенадцать» является одним из прекрасных художественных претворении революционной действительности». А вот что теперь написал бывший оппонент Блока — Илья Эренбург: «Величайшим явлением русской поэзии пребудет поэма Александра Блока «Двенадцать» ».

Исследователи давно пишут о лирическом начале эренбурговской публицистики. В полной мере этот лиризм проявился в его «портретах» Автор ни в чем не повторяет себя, и все ему идет на пользу — и личное знакомство с героем, «и знакомство заочное. В одном случае он имитирует репортаж: «28 декабря 20 года в городе Москве, под вечер, в мою комнату вошел поэт... Да, 28 декабря, в 5 часов вечера, прочитав номер «Известий», я беседовал с М. Ю. Лермонтовым, и все это не теософские «pelils Laits», а просто отчет об очередной встрече с Б. Л. Пастернаком, самым любимым из всех моих собратьев по ремеслу». В эссе об Ахматовой, ему в ту пору лично незнакомой, сообщается, что автор знает ее «лучше поэтов, с которыми прожил годы вместе».

Читателю, уже познакомившемуся с этими портретами, вряд ли нужно демонстрировать, сколь образна речь поэта-критика. Но о двух особенностях этих эссе, а может быть и стихотворений в прозе, следует сказать. В них практически нет цитации того или иного поэта. В большинстве случаев внешняя характеристика героя дается одновременно с глубоким проникновением в его поэтический мир. Это далеко не рецензентский подход, но всегда личностный. Мы видим, что Эренбург ценит в поэте, что не принимает. Всюду взгляд критика свежий, мысль самостоятельна. Ни об Ахматовой, ни о Цветаевой так никто не писал ни до Эренбурга, ни после.

Еще одна особенность этой книги, состоящей из отдельных эссе, заключается в том, что она не сборник, хотя иные из вошедших в нее вещей писались в разные месяцы, а то и годы. Это именно книга. Ее единство достигнуто тем, что ни один из героев не отделен от других. В эссе об Ахматовой автор вспоминает Вячеслава Иванова, на страницах, посвященных Бальмонту, естественно сравнение его поэтического мира с мирами Блока и Ахматовой. Рядом с Блоком возникают фигуры Вяч. Иванова и Сологуба, а Маяковский и Ахматова сопоставляются так же, как, независимо от Эренбурга, это сделал в то же время Корней Чуковский. Хотя портретов всего 14, но кое-кого из современников, пусть и бегло, автор обозначил на страницах этих «Портретов'» — Гумилева, Северянина, Шершеневича, Бурлюка…

Обо всем этом не грех напомнить, потому что сейчас, спустя три четверти века, некоторые критики открывают старые истины и пытаются «закрыть» все, что прошло испытание временем. Слышишь, что Ахматова не бог весть какое явление и что она почти всем обязана своей биографии. Тут совпадают высказывания на «Свободе» с репликами в наших журналах. Имена этих хулителей на слуху, не стану их называть. Все это похоже на призыв забыть Ахматову. Она предвидела подобное. « «Забудут?» — вот чем удивили! Меня забывали сто раз...» Но перечитаем Эренбурга. Ахматова не самая сильная его поэтическая привязанность. Но он проявил и такт, и понимание места Ахматовой на поэтическом Олимпе: «Ее стихи можно читать после всех».

Далеко не все крупные явления современной русской поэзии отразил Эренбург в своем небольшом сборнике. Не написал о Гумилеве, хотя был свободен в выражении своих мыслей и возмущался осенью 1921 года но страницах берлинской «Русской книги» «убийцами Пушкина и Гумилева», объединяя вместе поэтов, в гибели которых винили власть. Практически «не заметил» Г. Иванова и Вл. Ходасевича, хотя первого и упрекал в безразличии к важным событиям в России. Прошел мимо М. Кузмина, о котором писал в юности. Но из 14 портретов семь посвящены действительно великим поэтом века, как бы ни менялись поэтические предпочтения (Блок, «великолепная четверка», Маяковский, Есенин), а еще пятеро оставили значительный след в литературе (Вяч. Иванов, Брюсов, А. Белый, Волошин, Бальмонт]. Лишь Ю. Балтрушайтис тихо ушел в поэзию литовскую, найдя своего читателя.

Ряд поэтов, лично ему знакомых, Эренбург не стал «описывать»; что-то его останавливало, может быть, желание увидеть их дальнейший путь (В. Инбер, М. Шкапская, Н. Крандиевская). Так или иначе, мы имеем то, что имеем³.

«На тонущем корабле» (1918), «Об украинском искусстве» (1919), «Русская поэзия» (1922), «Au-dessus de la me^le`e» («Над схваткой», 1921), предисловие к антологии «Поэзия революционной Москвы» (1922) — такова лишь часть статей Эренбурга послереволюционных лет, посвященных поэзии. Потом пришло время, когда поэта и критика затмил прозаик. Но через много лет Эренбург вновь послужил литературе сначала как поэт, а позднее и как критик поэзии. Его статьи и отклики на стихи С. Гудзенко, М. Львова, Л Мартынова, Б. Слуцкого и погибших поэтов-фронтовиков, а также устные выступления, письма могли бы составить еще одну книжку о русских поэтах середины века.

В книге «Люди, годы, жизнь», в большой мере посвященной искусству, названы многие поэты, русские и зарубежные. Есть, в частности, упоминания Твардовского-поэта, с цитированием, но без прямой оценки его стихов. Не вспомнил мемуарист первых книжек Д. Самойлова...

Эренбург писал портреты при жизни своих героев. Он определил их так: «Краткие абрисы поэтов — лицо, человек и творчество». Ко времени выхода книжки умер лишь Блок. Через четыре десятилетия, когда автор был мемуаристом, в живых оставались одна Ахматова (но о ней-то он написать не успел). Прежний опыт был учтен, но повторения не случилось. Многие поэты — Есенин, Маяковский, Мандельштам, Цветаева — завершили свой путь трагически. Уход Пастернака ускорила травля. Пережил намного свою славу Бальмонт. В глубокой старости вдали от родины (как и Бальмонт) умер Вяч. Иванов. Для новых портретов старые краски не годились.

Давно уже нет ни героев, ни самого автора. О некоторых написаны тома. И все же немногие страницы давних лет скажут нам важное о самих героях и о поэте-критике. Эти страницы принадлежат не только истории, но и живой литературе. Критики отмечали субъективность эренбурговских суждений. С годами стало ясно, что этой субъективностью нам и дорого написанное Эренбургом.

Комментарии

1. В этом же году Эренбург напечатал в берлинской «Новой русской книге» рецензии но сборники стихов Пастернака, Цветаевой, Есенина (две), Мандельштама, Тихонова (см. публикацию — «Звезда», 1987, № 3 и «Нева», 1991, № 1), а также отклики на книги стихов И. Одоевцевой, Е. Полонской и А. Кусикова.

2. См. И. Эренбург, В смертный час. Статьи 1918—1919 гг. СПб., 1996. Сост. А. И. Рубашкин (в частности, «Стилистическая ошибка», «Карл Маркс в Туле» и др.).

3. Среди современных ему поэтов Эренбург — в разных статьях — отмечал В. Меркурьеву и В. Инбер, Н. Крандиевскую и Е. Кузьмину-Караваеву, называл 3. Гиппиус, Р. Ивнева, С. Городецкого... Наиболее близкой лично на протяжении всей жизни оставалась Е. Полонская. Отдельно следовало бы говорить об отношении поэта и критика Эренбурга к поэтам «золотого века» (Пушкин, Лермонтов, Тютчев). Значительный материал для этого дают его мемуары «Люди, годы, жизнь».

(источник — Илья Эренбург «Портреты современных поэтов»,
СПб, «Журнал "Нева"», 1999 г.)

Мир МЦ | Серебряный век | Писатели | Поиск | Гостевая книга Эренбург | Поэзия | Проза | Письма | Фото | Библиография | Статьи | Книги | Ссылки «Портреты современных поэтов»

Проект: «Мир Марины Цветаевой». Координатор проекта: Ф. Левичев, 1999—2000. © Дизайн: FTdesign, 2000.