Мир МЦ |
Серебряный век |
Писатели |
Поиск |
Гостевая книга
Поэзия | Проза | Переводы | Письма | Фото | О Цветаевой | Семья Цветаевский Клуб | Песни на стихи МЦ | Библиография | Ссылки | Музеи |
В Советском Союзе о существовании книги «Лебединый стан» много лет знали лишь по рассказу Ильи Эренбурга. Описывая свою дружбу с Цветаевой в книге "Люди, годы, жизнь", он бегло коснулся и истории появления за границей ее книги о "Белой Вандее": "Когда весной 1921 года я поехал одним из первых советских граждан за границу, Цветаева попросила меня попытаться разыскать ее мужа. Мне удалось узнать, что С. Я. Эфрон жив и находится в Праге, я написал об этом Марине. Она воспрянула духом и начала хлопотать о заграничном паспорте. (...) Цветаева везла с собой рукопись книги "Лебединый стан"".
Эта версия была в свое время принята на веру читателями и историками литературы, но теперь она нуждается в радикальном пересмотре. Достоверность этого и других свидетельств Эренбурга не кажется безупречной и вызывает вопросы: публикация полного текста его мемуаров в конце 1980-х продемонстрировала, что все предшествующие издания этой книги подверглись активному редакционному вмешательству, устранившему из нее многие важные эпизоды. К тому же полнота и достоверность воспоминаний были обеднены не столько изъянами памяти автора, сколько сознательной автоцензурой, которая должна была отвести от него возможные упреки в нелояльности к власти. Но все-таки желание хотя бы назвать читателю крамольную книгу Цветаевой и привести несколько строк из нее было у Эренбурга столь неодолимым, что он пошел на это, прибегнув к полуправде и умолчаниям.
Итак, вернемся к поездке Эренбурга в Европу весной 1921 года. Он начал ее с месячной остановки в столице независимой Латвии, о чем вспоминал так: "Знакомых в Риге у меня не было. Зарядили холодные дожди. Однажды пришел печальный человечек, сказал, что открывает издательство, хочет печатать советских авторов, показал мне различные рукописи и купил мой сборник стихов "Раздумья"".
Имя нового знакомца Эренбург не назвал, но оно вдруг обнаруживается в одной из недатированных записей Марины Цветаевой за тот же год, воспроизведенной в ее "Неизданных сводных тетрадях" (Москва, 1997, с.70): «Рига Николаевская 20, кв.1 К<нигоиздательст>во Лира Башкирову». Из комментария к этой записи можно узнать, что Кирилл Александрович Башкиров журналист, писавший на экономические темы в эсеровских газетах "Воля России" и "Голос России", издававшихся в Берлине, издатель, выпустивший вышеуказанный сборник стихотворений И.Эренбурга, а также автор книги "Под белым крестом" (Риге, 1922). Но в этом комментарии нет ни слова о том, откуда же Цветаева узнала о существовании этого человека, что их связывало и зачем она внесла его адрес в свою записную книжку.
Разгадать эту загадку помогают архивные документы, раскрывающие подробности литературной жизни Русского зарубежья. Адресат Цветаевой принадлежал к известной в Петербурге семье и был старшим сыном славяноведа, педагога и переводчика А. В. Башкирова, служившего в 1890-е годы в Императорской Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге. Через отца он был вхож в академические круги столицы в частности, был дружен с известным фольклористом и литературоведом Евгением Александровичем Ляцким (1868-1942). Несмотря на диплом Политехнического института, Башкиров примкнул к кооперативному движению и несколько лет прослужил секретарем потребительского общества торгово-промышленных служащих. Ввиду того, что русская кооперация и ее структуры были легальным прикрытием эсеровской партии, есть все основания и его считать активным последователем этого течения революционной мысли. В силу этого вполне логично, что Октябрьский переворот и начало гражданской войны должны были привести Башкирова в ряды врагов большевизма.
В своей книге "Под белым крестом. (Чему я был свидетелем)" Башкиров ярко описал пережитое им за время похода на Петроград в 1919 г. под знаменами армии Юденича. В ней он, между прочим, припомнил эпизоды, небезынтересные и для истории литературы: свои встречи с А. И. Куприным в период его сотрудничества в газете "Приневский край" и инженером П. А. Садыкером из Гельсингфорса, в недалеком будущем всемогущим директором-издателем берлинской газеты "Накануне". После провала кампании вместе с отступавшими частями Белой армии Башкиров попал в Эстонию и в Ревеле начал сотрудничать в местных русских газетах "Свобода России" и "За свободу России". В начале 1921 г. он перебрался в Ригу, где возобновил переписку с Е. А. Ляцким, после большевистского переворота эмигрировавшим в Финляндию, а оттуда в Стокгольм, где с 1920 г. он занимался делами издательства "Северные огни". В своих письмах к нему Башкиров обсуждал не только общественно-политические новости, но и литературные дела (10 его писем к Ляцкому за 1920-1921 гг. хранятся в Литературном архиве Музея национальной литературы в Праге). Следует отметить, что печальный опыт гражданской усобицы вызвал в Башкирове радикальную "смену вех" и повышенный интерес к советской России, заставляя время от времени вести печатную полемику с ее непримиримыми противниками в среде эмиграции. Именно эта мировоззренческая метаморфоза, по-видимому, и была толчком к знакомству Башкирова с едва ли не первым в Риге московским гостем Эренбургом, который, в свою очередь, сам был озабочен поисками издателей для привезенных им литературных рукописей. Следом за этой встречей последовало письменное обращение Эренбурга в Стокгольм:
Рига, 1 апреля <19>21
Уважаемый г. Ляцкий,
две недели тому назад я приехал из России и привез ряд рукописей для напечатания. Еду я в Париж, пока сижу здесь и жду визы. Башкиров сказал мне, что Вы ищете для Вашего и<здательст>ва новые вещи посему и пишу Вам. Я привез:
1. Стихи новые поэтов: Адалис, Антокольского, Брюсов<а>, Буданцев<а>, Герасимова, Дубновой, Есенина, Ивнева, Вяч. Иванова, Ковалевского, Лившица, Мандельштама, Маяковского, В. Каменского, Пастернака, В. Ильиной, А. Радловой, Сологуба, <Дир> Туманный, М. Цветаевой, Шкапской, Шершеневича, Мариенгофа, Петникова, Эренбурга, Казина, всего около 85 стихотворений. Половина примерно рукописи, остальные напечатаны в книгах и изданиях, вышедших в России за последние полгода. Сборник м<ожет> б<ыть> озаглавлен "из России" или "из Москвы". В тех стихотвор<ениях>, к<о>т<о>р<ые> затрагивают современность, она передается с различных, порой противоположных точек зрения, что придает книге абсолютно аполитический характер.
2. Книга лирики поэта Б.Пастернака "Сестра моя жизнь". По суждению не только моему, но всех поэтов, с к<о>т<о>р<ыми> приходилось о ней беседовать, исключительное явление в русской лирике за последнее десятилетие. Листов 5-6.
3. Книга стихов Марины Цветаевой "Лебединый стан". Стихи 1917-1921, посвящ<енные> современности. При всем несогласии с подходом ее, считаю стихи прекрасными. Рукопись. Листа 3-4.
3. Моя новая книга стихов "Раздумья". 2-3 листа. Рукопись.
4. Моя книга "Портреты русских поэтов" (Бальмонт, Брюсов, Белый, Блок, В. Иванов, Сологуб, Кузмин, Маяковский, Ахматова, Есенин, Цветаева, Пастернак, Балтрушайтис, Мандельштам). Статьи <и> очерки поэтов-людей. Листа 4. Рукопись.
Если сие Вас интересует, будьте любезны телеграфировать. Я бы мог в этом случае приехать непосредственно <и> предварительно переговорить с Вами, но, вероятно, трудно получить визу. Во всяком случае, пожалуйста, известите о сборнике принципиально.
С искренним уважением
И. Эренбург
Рига, Гоголевская, Grand Hotel
Таким образом, этот ценный историко-литературный документ с несомненностью демонстрирует, что именно Эренбург был тем, кто вывез книгу Цветаевой из советской России за границу с заданием найти для нее издателя. Однако первая же его попытка исполнить поручение получила неожиданный поворот. Ляцкий, в своей издательской практике ориентировавшийся преимущественно на русский фольклор и классику, к тому времени сворачивал работу в Швеции и подыскивал себе новое пристанище поближе к центрам эмигрантского сообщества в Европе. Поэтому взять на себя издание сочинений современных русских литераторов, предложенных ему Эренбургом, он либо не мог, либо не захотел. Но тут в дело вмешался посредник Башкиров, который, по-видимому, оценил их художественные достоинства и предложил себя в качестве издателя.
14 июля 1921 г. пражская газета "Воля России" сообщила читателям, что в рижском "издательском товариществе "Лира" выходят в свет стихотворные сборники И. Эренбурга "Раздумия" и "Детям", книга Б. Пастернака "Сестра моя жизнь", сборник новейших стихотворений "Из России" и книга стихотворений Э. Германа "Московские раздумья"" (стихи этого автора Башкиров, по-видимому, открыл еще до приезда Эренбурга на страницах выходившей в Риге просоветской газеты "Новый путь").
Как видно, больше половины названий в этом сообщении совпадают со списком, который Эренбург предлагал Ляцкому, но если сравнить их с его же обращением к издателю берлинского журнала "Русская книга" А. С. Ященко, которому Эренбург написал два месяца спустя из Бельгии после своей высылки из Франции, то в новом перечне уже не упоминаются ни Пастернак, ни Цветаева ("Русский Берлин. 1921-1923". Париж, 1983, с.139). Следовательно, эти рукописи или, по крайней мере, их списки остались в Риге и готовились к изданию Башкировым?
У нас нет прямых указаний на то, что "Лебединый стан" должен был выйти в свет под маркой издательства "Лира", но два весьма весомых свидетельства говорят в пользу именно такого предположения: адрес Башкирова в записной книжке Цветаевой, который она, несомненно, получила от своего "порученца" для связи с издателем, и печатное свидетельство все того же Эренбурга. В очерке о творчестве Цветаевой, написанном в начале следующего года, он писал об этой книге как о воплощенном издании, очевидно, будучи уверенным, что рижское издание уже состоялось: "Ваши напечатанные книги: «Версты», «Лебединый стан» (выделено нами. Р.Я.): Ровный тяжелый путь к перевалу. Мы шли рядом, и, может быть, от этой близости, от того, что Ваш шаг стал для меня шумом ливней и боем сердца, я видел Ваше лицо, но не вглядывался в него" ("Новая русская книга", 1922, N2).
(Вероятно, именно этот отзыв послужил поводом для одного из берлинских писем Цветаевой к Эренбургу, которое впоследствии он процитировал в своих мемуарах, завершая краткий рассказ о книге "Лебединый стан": "Вы хотели от меня одного меня, то есть костяка, вне плащей и вне кафтанов, лучше всего ободранную. Замысел, фигуры, выявление через все это для Вас было более или менее бутафорией. Вы хотели от меня главного без чего я не я...")
Однако уверенность Эренбурга оказалась беспочвенной. По каким-то причинам (скорее всего финансовым) Башкиров так и не сумел издать все анонсированные книги, ограничившись лишь одной эренбурговской книгой "Раздумия". К концу того же года, зная о буме русского книгопечатания в Берлине, он решил перевести туда дела из Риги. Можно думать, что именно он пытался пристроить цветаевскую книгу в берлинское издательство "Огоньки", объявившее о ее выпуске в начале января 1922 г. ("Русская книга за границей", 1922, N1). Однако издательская карьера не задалась Башкирову и в Германии. Либо, потерпев очередной крах, он нашел в Берлине Эренбурга и возвратил ему рукописи невоплощенных изданий, либо это было сделано через Ляцкого, который в то время был в Берлине и встречался там с Цветаевой (между прочим, тогда началось их знакомство, продолжавшееся в Праге и приведшее к выпуску поэмы «Молодец» в 1924 г.).
Один из немногих документов, косвенным образом подтверждающих нашу версию, письмо Башкирова к П. Н. Милюкову, отправленное из Берлина в Париж 11 декабря 1922 года. В нем он сообщал, что в составе делегации уезжает "по кооперативным делам в Россию", и, представив себя действующим корреспондентом ряда шведских и французских газет, предложил свои услуги газете "Последние новости", предлагая поставлять туда "бытовые очерки и то, что будет вообще интересно", а кроме того, предложил себя в качестве курьера для переправки конфиденциальной корреспонденции в Россию. Дальнейшие подробности судьбы этого персонажа остаются невыясненными. Известно лишь, что, уехав в Россию, он остался там навсегда и даже приобрел новую специальность, став автором нескольких печатных работ по промыслу лососевых рыб, опубликованных в СССР в 20-40-е годы.
Вернемся еще раз к воспоминаниям Эренбурга. Рассказывая о "Лебедином стане", он сообщает, что будто бы под влиянием его уговоров Цветаева вообще отказалась от намерения увидеть его напечатанным: "В Берлине я с ней как-то проговорил ночь напролет, и в конце нашего разговора она сказала, что не будет печатать свою книгу. (В 1958 году сборник "Лебединый стан" был издан в Мюнхене. Уезжая накануне второй мировой войны в Советский Союз, Цветаева оставила часть своего архива в библиотеке Базеля "нейтральная страна".) Не знаю, как удалось издателям получить рукопись; преследовали они, конечно, политические цели, нарушив волю Цветаевой она ведь провела в эмиграции семнадцать лет, много раз ей предлагали издать "Лебединый стан", она всегда отказывалась".
Это свидетельство тоже следует признать не вполне достоверным и требующим серьезных корректив. Прежде всего в своем рассказе Эренбург ни словом не обмолвился о том, что эмигрантский читатель узнал о существовании этой книги от него самого. В статьях 1921-1922 гг. он неоднократно упоминал о существовании "Лебединого стана" и даже объявил эту книгу одним из "блестящих достижений" русской поэзии последних лет ("Русская книга", 1921, N9).
По-видимому, он же инициировал и публикацию избранных стихотворений из "Лебединого стана" в июньском и августовском номерах парижского журнала "Современные записки" за 1921 год. Но можно не сомневаться и в том, что, сменив "вехи" к осени 1922 г., он вполне серьезно уговаривал Цветаеву не издавать книгу, хотя убедить автора ему, безусловно, не удалось. Напротив, Цветаева активно искала пути и способы продвижения книги в печать. Отдельные стихотворения из "Лебединого стана" печатались в газете "Голос России" (Берлин, 1922) и в поэтическом альманахе "Женская лирика" (Берлин, 1923). При посредстве Г. П. Струве (именно он треть века спустя стал публикатором первого полного издания книги, вышедшей в Мюнхене) большая подборка стихотворений из "Лебединого стана" была помещена на страницах журнала "Русская мысль" (1922, кн. VIII-XII). Кроме того, Цветаева неизменно включала стихи из "Лебединого стана" и в программы своих выступлений, долго сохраняя надежду на их печатное воплощение. Но неизменно преследовавшие ее предубеждения литературных критиков, особенности художественного вкуса и политических симпатий у потенциальных издателей так и не довели дело до желаемого результата.
Об этом, например, свидетельствует документ, связанный с именем литературоведа, публициста и переводчика Дмитрия Петровича Святополка-Мирского (1890-1939). Как известно, он познакомился с Мариной Цветаевой и Сергеем Эфроном в начале 1926 г. в Париже через П. П. Сувчинского. В марте того же года Цветаева по приглашению Мирского две недели гостила в Лондоне и выступила там на поэтическом вечере. По его же инициативе в подготовке этого выступления участвовала и его давняя знакомая и покровительница А. В. Тыркова-Вильямс. В одном из писем к ней Мирский, обсуждая предстоящий приезд Цветаевой в Лондон, несомненно, с ее ведома попытался заинтересовать свою влиятельную корреспондентку творчеством Цветаевой и привлечь ее к изданию "Лебединого стана":
<Лондон> 15 Torring<ton> Sq<uare> WC I
1.3.<19>26
Глубокоуважаемая Ариадна Владимировна, сейчас получил Ваше письмо и очень Вам за него благодарен. Я и сам, прочтя это место напечатанным, подумал, что без него можно было обойтись. Но я совершенно лишен "дипломатического" такта не знаю совершенно, что при ком можно и чего нельзя говорить. Говорю это не с вызовом, а самым искренним сожалением, поверьте, что от своей бестактности больше всего страдаю я сам (практически). Что же касается до существа дела, я думал в данном случае о фактической судьбе Марины Цветаевой о фактическом бойкоте ее всей эмигрантской прессой после короткого увлечения ей. Она просто загнана в "Волю России", потому что все другие редакторы от нее отказываются. И как раз именно для своих белых стихов (о Добр<овольческой> Армии) она не может найти издателя! Вина моя, что я не побранил за это именно редактора, а не рядовую эмиграцию. Я бы это сделал, если писал после огромного успеха на вечере в Париже, который показал, что для рядовой эмиграции она очень близка. Но, честно сознаюсь, что этот успех был для меня (да и для нее) совершенной неожиданностью. Еще раз благодарю Вас за Вашу справедливую строгость.
Преданный Вам
Д. С. Мирский
Можно предположить, что именно эта попытка издания книги упоминалась в уже известном письме Цветаевой к Сувчинскому (15 марта 1926), опубликованном в 7-м томе Собрания сочинений, однако "лоббирование" Мирского не увенчалось успехом. Личное знакомство А. В. Тырковой-Вильямс с Цветаевой, происшедшее в те дни в Лондоне, не только не растопило ее предубеждения к поэту, но, напротив, укрепило его, и попытка Мирского организовать издание "Лебединого стана" при посредстве одной из самых влиятельных представительниц антисоветской эмиграции не увенчалась успехом.
Таким образом, утверждение Эренбурга о нежелании поэта увидеть книгу напечатанной следует отнести лишь к последующим годам, когда в жизнь Цветаевой вошло евразийство. Вот, например, одно из сторонних свидетельств того, как тесно переплелись в судьбе поэта творчество и политика, интересное еще и тем, что описанное в нем выступление Цветаевой, кажется, еще не было отмечено биографами.
Как известно, к началу 1930 г. евразийское движение разделилось на два враждующих течения. Раскольников, или "левых" возглавлял П. П. Сувчинский, активно пытавшийся оттеснить жившего в Праге основателя движения П. Н. Савицкого от реального влияния на евразийцев в разных странах. Эта борьба за власть велась подспудно и сопровождалась разведкой, доносами и интригами в обоих лагерях. В частности, парижский агент Савицкого Н. Н. Алексеев 10 мая 1930 г. сообщал в одном из писем-донесений в Прагу:
По-видимому, в конце апреля происходило в Париже нечто вроде "съезда" кламарских остатков. Были Малевский, Арапов, Мирский, С. Я. Ефрон. Последних трех я встретил на Montparnass'е. Видел их Б<орис> Петр<ович> Вышеславцев вместе с Сувчинским. Клепинины вместе с В. Н. Покровским пришли на вечер Марины Цветаевой, пришли рано и расположились рядом в кафе. Вскоре туда же вошли Сувчинский с Араповым. Последний раскланялся, первый же страшно растерялся, уронил палку и быстро из кафе выбежал. На вечере у Цветаевой не было ни того, ни другого, хотя ясно, что они шли туда, так как местность была далекая, кафе не посещаемо и никуда иначе они идти не могли. С. Я. Ефрон приезжал из санатория специально на это время в Париж и уехал обратно. Что происходило на этом "съезде" никто не знает. К сожалению, у нас контрразведки нет, но я уверен, что у них она есть.
(ГА РФ. Ф.5837, оп.1, ед.хр.425, л.11).
В малоизученной пока переписке современников можно обнаружить и немало других свидетельств об активных и многообразных связях Цветаевой с евразийством и евразийцами, но это уже совершенно другой сюжет, не имеющий отношения к трудной истории публикации книги "Лебединый стан" по определению того же Г. П. Струве, "поэтического памятника добровольческому рыцарству", подобного которому "никто из самих участников Движения не создал".
(источник газета «Русская мысль», Париж,
N 4272, 03.06.99 г.)
Продолжнеие в статье Робина Кембалла
«Возвращаясь к Лебединому стану Цветаевой»
Мир МЦ |
Серебряный век |
Писатели |
Поиск |
Гостевая книга
Поэзия | Проза | Переводы | Письма | Фото | О Цветаевой | Семья Цветаевский Клуб | Песни на стихи МЦ | Библиография | Ссылки | Музеи |
Проект: «Мир Марины Цветаевой».
Координатор проекта: Ф. Левичев, 19992000. © Дизайн: FTdesign, 2000. |