Райнер Мария Рильке

ЖИЗНЬ ДЕВЫ МАРИИ

Перевод В. Микушевича

Рождение Марии Изображение Марии в храме Благовещенье Посещение Марии Гнев Иосифа Благовествование пастухам Рождение Христа Отдых во время бегства в Египет О свадьбе в кане Галилейской Перед распятием Pieta Утешение Марии воскрешением О смерти Марии (три фрагмента) I. «Всё тот же ангел, стогий и большой...» II. «Кто мог бы знать, как долго уповало...» III. «А Фома-апостол опоздал...»

РОЖДЕНИЕ МАРИИ

О, какое нужно было самообладанье ангелам, чтобы до времени унимать песнопенье, как сдерживают рыданье, зная: в эту ночь для Младенца родится Мать. Ангелы летали, ангелы таили, где помещалось Иоахимово жилище; издалека Ангелы чувствовали: там в пространстве сгущалось нечто чистое, хоть нельзя приземляться пока. Суета была неуместна под этим кровом; изумленная соседка шла через двор, а старик в темноте мычать не давал коровам, потому что такого не было до сих пор.

ИЗОБРАЖЕНИЕ МАРИИ В ХРАМЕ

Чтобы понять, какой она была, вообрази колонны и ступени и среди них отчетливые тени опасностей, которым нет числа, хоть вычислены строго переходы, над бездною стремительные своды в пространстве из таких громоздких глыб, что ты бы выносить их вряд ли смог и ты бы надорвался и погиб под гнетом их, когда ты не изгиб размашистого свода, не чертог, не камень сам; откинуть хоть чуть-чуть осмелишься ли ты двумя руками завесу, освященную веками, на вещи высочайшие взглянуть, где света ни потрогать, ни вздохнуть; на зданье зданье, в воздухе перила, где высота царит, как и царила, где головокружительная жуть, где облако клубится от кадила; когда тебе святилище грозит свои лучом, вернее, излученьем, священническим вспыхнув облаченьем, которое пришельца поразит, ты выдержишь? Она же детских глаз не опустила, глядя, как большая, (средь женщин, как среди сестер, меньшая) и, маленькую гостью приглашая, завеса сдвинулась на этот раз; все подвиги людские заглушая, хвала звучала без прикрас лишь в сердце у нее. Умней она была; не сознавали сами родители, что происходит в храме; в наперснике из блещущих камней ее встречал духовный вождь народа; малютка в свой удел входила там одна из всех, а был он выше свода и тяжелей, чем весь великий храм.

БЛАГОВЕЩЕНЬЕ

Не появленье ангела (пойми) ее смутило. Лунный луч людьми я солнечный бывает не замечен, предметами воспринят или встречен, ее в негодование привел совсем не ангел; ведала едва ли она сама, как ангелу тяжел заемный облик (если бы мы знали всю чистоту ее). Когда в родник той чистоты лесная недотрога лань глянула, то без самца, поверь, зачать сподобилась единорога, (зверь светоносный, чистый зверь). Не ангельский, а юношеский лик склонился к ней, врасплох ее застиг, и взор его с девичьим взором вдруг совпасть посмел, чтоб Дева без препоны, как будто опустело все вокруг, восприняла, чем живы миллионы обремененных; с нею он сам-друг, она и он, одни на всю округу; почувствовав таинственный предел, сперва молчали оба с перепугу, потом благую весть он ей запел.

ПОСЕЩЕНИЕ МАРИИ

Шла она сначала, как летела, но потом почувствовала страх, легкий страх от собственного тела, удивительного на горах иудейских. Перед ней был путь в глубь ее же собственного света; поняла Мария: через это человеку не перешагнуть. И она невольно потянулась к чреву, где другой послушно рос; осторожно каждая коснулась сестринского платья и волос. То была пророческая встреча двух сестер, которых Свет избрал: как бутон, природе не переча, набухал Спаситель, а Предтеча в материнском чреве заиграл.

ГНЕВ ИОСИФА

И промолвил ангел: «Глянь, кому угрожать готов ты кулаками: ей подобна там за облаками Божья рань, сменяющая тьму». «Что же с ней?» — Иосиф проворчал. Ангел крикнул: «Плотник, слеп ты, что ли? Видишь, здесь начало всех начал, явная примета Божьей воли. Гвозди в доски кое-как вбивая, требовать к ответу смеешь ты Самого Творца, чья власть живая даровала дереву цветы?» Плотник понял. Плотник быстрым взглядом ангела искал в своем углу; вздрогнул, никого не видя рядом, шапку снял. Потом запел хвалу.

БЛАГОВЕСТВОВАНИЕ ПАСТУХАМ

Вы видите меня над окоемом, вы, у костра собравшийся народ, вы, звездочеты! В небе, вам знакомом, я, новая звезда среди высот, пылаю так, что для меня проемом становится весь этот небосвод; он тесен мне. Впустите же меня в свою судьбу. О, как я одинока в пустынных ваших душах, в дебрях рока, но падает от моего огня тень дерева, сулящего плоды, а на земле пространство для звезды невиданной. И вам не страшно? Свет ненаступивших, но грядущих лет на ваших лицах, искаженных мраком. Произойдет под этим сильным знаком столь многое; Вам, верующим, вам, немногословным, весть я передам, чтоб высказался дождь и летний зной, и птичий лет, и ветер. Ваша суть не может к жирной суете примкнуть, отъевшаяся. Ни одной не мучит вещи невозможный торг у вас в груди. Как ангелом восторг, так движет вами, не минуя уст, земное, и, когда терновый куст вдруг вспыхнул, чтобы вечность вместе с ним заговорила, даже херувим не удивит, невидимый, в полете, вас, если посетит ваш дом родной; склонитесь вы пред властью неземной, и свой поклон земным вы назовете. Вот после купины начало дня, когда земная ширится граница, и, девственное лоно сохраня, Бог снизошел в него, а я родня ее святыни, ваша проводница.

РОЖДЕНИЕ ХРИСТА

Не твоей ли верою сияли небеса, как будто мир пылал? В человека не через тебя ли грозный Бог вселиться пожелал? Думала ли ты, что так Он мал? Но величье Божье даже в этом. Что в сравненье с Ним звезда вдали со своей орбитою и светом? Посмотри, властители земли дивные подарки принесли твоему младенцу. Величайшим остается даже в пеленах Он в Своем покое глубочайшем и в пространствах, и во временах. Корабли качались на волнах, амбру привозя и самоцветы; пусть пьянящий душу аромат и другие зыбкие предметы — разве только вестники утрат, убедишься вскоре Ты: Он рад.

ОТДЫХ ВО ВРЕМЯ БЕГСТВА В ЕГИПЕТ

Не решались дух перевести, от детоубийства убегая, и не замечали, как в пути слава снизошла на них другая. Вопреки убийственным химерам, чья сопровождала их вражда, ехали гонимые на сером муле, устрашая города; мимо храмов, где царила тьма, шли они ничтожнее ничтожных, но божеств ниспровергали ложных и сводили идолов с ума. Или перед ними всполошились все, кто в злой отчаялись судьбе? Шли они, самих себя страшились, лишь Младенец верен был Себе. Не позвал их в гости местный житель, а в дороге зной был нестерпим; сели отдохнуть они, и к ним дерево склонилось, как служитель; перед погребением чело фараону до сих пор венчало лиственное это опахало, но, почуяв новое начало, лишь для беглецов теперь цвело.

О СВАДЬБЕ В КАМЕ ГАЛИЛЕЙСКОЙ

Как она в неведенье могла не гордиться Сыном, если даже с первой стражи до четвертой стражи ночь в Его присутствии светла? Мудрецы тогда не для того ли превратили в слух свои уста? Он — безвестный вестник Божьей воли. Ах! Она душой была проста и, томясь, таила столько лет радость, обретаемую в Сыне; молча в дом входила, как поныне шла за Ним, ликующая, вслед. В доме был жених, была невеста, а вина в кувшинах нет как нет; одного она просила жеста у Него, но был суров ответ. А потом Он даровал сосудам то, о чем Его просила мать, не подозревавшая, что чудом жертву будут люди называть скрытую; еще не наступило то, что видел Он перед Собой, но Она Его поторопила суетной, слепой своей мольбой; видела веселие на лицах и не знала, что затаена вместо прежних слез в ее глазницах кровь, подобье этого вина.

ПЕРЕД РАСПЯТИЕМ

Когда предвидел Ты такой исход, без женского Ты мог явиться лона; спасителей, чья воля непреклонна, из горных лучше добывать пород. Скажи, зачем урон Ты мне нанес, не пожалев Своей долины милой? И всех и вся Ты превосходишь силой, а я источник молока и слез. Во мне Ты мною чудом обнаружен, и плоть моя была Твоя броня; когда Тебе был тигр свирепый нужен, зачем средь женщин выбрал Ты меня? Ты моему доверился старанью; я соткала Тебе хитон без шва; вся жизнь моя была подобной тканью, зачем она теперь не такова?

РIЕТА

Я вся беззвучный безымянный крик. Я цепенею, как моя тоска, камнем застыв. Но знаю я, хоть я теперь жестка: Ты был велик — ... Ты стал велик, чтобы такую боль, боль больше всей моей природы, перенести. На лоно снова Ты ко мне поник, но я теперь Тебя родить не в силах.

УТЕШЕНИЕ МАРИИ ВОСКРЕСШИМ

Их тогдашнее чувство: не это ли тайна, из всех тайн сладчайшая, но все еще земная: когда Он, еще бледный от могилы, но уже с легкостью к ней подошел: воскресший всем телом. О, к ней сперва! Каково им в том несказанном исцелении. Они исцелились, да. Они не нуждались в прикосновениях резких. Лишь на одно мгновенье Он ей положил на плечо женское Свою вот уже вечную руку. И для них началась, как весной для деревьев, бесконечная одновременность, время года их крайнего единения.

О СМЕРТИ МАРИИ (три фрагмента) I

Всё тот же ангел, строгий и большой, ей возвестивший Рождество Христово, привлек ее вниманье: ты готова Ему явиться телом и душой? И содрогнувшись перед Тем, Кто прав, она, тиха, как прежде, и покорна; сияющий, чья близость чудотворна, в чертах ее как бы исчез, призвав тех, кто разносит веру по вселенной, вернуться на знакомый горный склон, в дом вечери; походкою смиренной они вошли, спеша со всех сторон; загадочный предчувствовала сон на узком ложе, словно в колыбели, избранница, внимавшая, как пели архангелы небесный свой канон. Она узнала всех, кто теплит свечи, при ангелах не смея говорить, успела при последней этой встрече свои два платья сестрам подарить, то к тем глаза подъемля, то к другим (источник слез, бегущих с новой силой) и в слабости своей перед могилой вдруг низвела на Иерусалим все небо, и напрячься лишь чуть-чуть душе пришлось, пока ее не встретил Тот, Кто знал всю ее, могуч и светел, чтоб вознести в Божественную суть.

II

Кто мог бы знать, как долго уповало на завершенье в небе бытие и рядом с Воскрешенным пустовало без года четверть века для нее оставленное место, и они привыкли к неопознанной святыне, ее величье созерцая в Сыне, чей свет и в ней сияет искони. Когда она вошла в небесный свет, то потянулась вся к Нему невольно, но нестерпимый луч ей сделал больно: казалось, рядом с Ним ей места нет. Тогда она приблизилась к другим и в сонм блаженных, робкая, вступила, как будто не она их искупила, но взорвалась она сама таким сияньем, что соседей ослепила, и ангелы спросили: Кто она? И Тот, Чья ипостась им не видна, изволил Бога-Сына Бог-Отец остановить, и трепетный венец над пустотой забрезжил нежно вдруг, заоблачный след одиноких мук, пусть временных, но и для Бога столь болезненных, что не проходит боль. — Смятения от взоров не тая, склонясь, она сказать хотела: я семь боль Его, но, истомясь вдали, к нему рванулась. Ангелы стремглав слетелись к ней, запели, поддержав ее восторг — и к Сыну вознесли.

III

А Фома-апостол опоздал, хоть спешил он к ней что было силы, но Фому проворный ангел ждал и промолвил: «Камень сдвинь с могилы, чтобы опровергнуть суесловье; знай: она положена была чистою лавандой в изголовье человеку, чья душа цела, чтобы впредь пристанище земное ею пахло, словно полотно. Смертное (ты слышишь) и больное ею навсегда напоено. Видишь, здесь она лежала в белом. Из виду не упусти холста, выбеленного пречистым телом, ибо Светоносная чиста. Содрогнулось под ее стопой небо, но когда она вставала, то почти не смяла покрывала; преклони колени, глянь и пой!» Апрель 1934 — июнь 1936 гг.

(источник — Р.-М. Рильке с/с в 3 тт., т. 1,
Харьков, «Фолио», М., «АСТ», 1999 г.)