1 |
Лопушиный, ромашный
Дом так мало домашний!
С тем особенным взглядом
Душ тяжелого весу.
Дом, что к городу задом
Встал, а передом к лесу.
По-медвежьи радушен,
По-оленьи рогат.
Из которого души
Во все очи глядят
Во все окна! С фронтона
Вплоть до вросшего в глину
Что окно то икона,
Что лицо то руина
И арена... За старым
Мне и жизнь и жилье
Заменившим каштаном
Есть окно и мое.
А рубахи! Как взмахи
Рук над жизнью разбитой!
О, прорехи! Рубахи!
Точно стенопись битвы!
Бой за су-ще-ство-ванье.
Так и ночью и днем
Всех рубах рукавами
С смертью борется дом.
Не рассевшийся сиднем,
И не пахнущий сдобным.
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ!
В этом доме, ведомом
К ……………… из рук,
В этом призраке дома
Жили бабка и внук.
………………………………
………………………………
|
2 |
И так как речь о русских,
То будет быль проста.
Внук был, конечно, грузчик,
А бабка, бабка «ста
Лет как дождусь так кончу
Шить...» (жить не подскажи!)
У ней на счастье слончик
Стоит, глаза свежи
И живы, руки спросу
Ждут, все-то ей добро!
У той старушки косы
Живое серебро!
А щеки и с морозу
Таких не наживу!
Внук приходил с извозу.
Сажала бабка розу
В саду и на канву.
Но все ж не будем проще,
Чем жизнь имущим зрак.
Внук был, понятно возчик,
Но непонятно как,
Им будучи, сверх мочи
Трудясь за хлебный грош
Был тот чернорабочий
Собой как день хорош!
Хребтом как тополь статен,
Зрачком как цвет лучист,
Платком как франт опрятен,
Лицом как месяц чист,
Ну, просто жить приятней,
В калитке повстречав.
И вовсе непонятно:
Как этот лебедь шкаф
Несет?
|
3 |
Сидели парой,
Кот разводил муры.
Сидели, ждали пара,
А чайник ждал поры
Своей. Почти что смеркся
День. Кот сидел, как гость.
Вдруг потолок разверзся
И хлынул в келью дождь
Нот! За пиджак! за кофту!
Так грянул, так хватил,
Что разом и спиртовку,
И душу затопил!
На ангельские звуки
Что сделала чета?
Сложила бабка руки,
Внук приоткрыл уста...
И в яме той, в квартире
Посмертной с дна реки
Воздвигнуто четыре
Молитвенных руки
Как с пальмами. В предзнаньи
Неотвратимых мук,
С пасхальными глазами
Сидели: бабка, внук
Покамест лбы и лица
Не поглотила тень.
То верхняя жилица
В дом въехавшая в день
Тот...
И стало у них как в церкви
В Светлый праздник, в речной разлив.
Стала бегать старуха к верхней,
Внуку слова не проронив.
Не наскучу и не нарушу,
Только рученьку Вам пожму!
Пойте, пойте! Ласкайте душу
Внуку бедному моему.
В нашей жизни совсем уж дикой
Вы родник для него, магнит.
Как с извозу придет так лику
Не умыв в потолок глядит!
Да, великое Ваше дело!
За высокое Ваше la
В ножки кланяюсь старым телом:
Молода была тоже пела,
И сама молода была!
|
4 |
Не ветхой лестницей, где серо
От дыма и пахнет ближним
На крыльях голоса своего
Спустилась верхняя к нижним.
В сие смешение пустыря
Со складом, костра с затоном,
На круглом облаке ниспаря,
Как феи во время оно.
С той разницей, что у фей из рук
Алмазы, для глаз соблазны.
Мой внук любезный, а это друг
Заглазный: наш звук алмазный!
Я знаю: вида читатель ждет.
Читатель, прости за смелость!
Условившись, что и нос и рот,
Все, все у нее имелось
Не хуже нашего, это «все»
Смахнем, как с подушки волос.
Зачем певицыно нам лицо,
Раз вся она только голос:
Невидимость! Раз видней всего
Нам небо сквозь слезы градом!
От этого ль иль еще чего
Но так и не поднял взгляда
От и не отпитой чашки внук
Вчерашний, жених навечный.
Как дева в зеркало, в чайный круг
Глядится, как в пруд зловещий
Глядится лебедь, и в нем гроза
Читает.
(Немногим легче порой глаза
На гостя поднять чем руку!
И многим легче, конечно шкаф
Дубовый!)
Сухих ли, влажных
Но глаз не поднял и, не подняв,
Звезд не показал алмазных.
|
5 |
Ветки тише, птицы тише,
Тише снежного куста.
Так стучат, чтоб не услышал
Тот, к кому стучишься ( та!).
Капли, падающей с крыши
Быть услышанной испуг.
Так стучат, чтоб не услышан
Был в сем стуке сердца стук.
Врач в ключицу,
Грач в крупицу,
Страх стучится,
Страсть стучится...
Стук, дыханья осторожней.
Дома? Дома. Можно?
Можно.
Торс, виденья неподвижней.
Это я: сосед Ваш нижний.
К Вам от бабушки.
Гвоздики
Жгут как светоч вознеся:
Ну, и тьма ж у вас! Входите.
Лампы нет, а свечка вся.
Первая пройду. Вы следом.
И наследным, деда дедом
Вытянутым коридором,
Точно бредом, точно бором,
Точно бродом, точно Рода
Сводчатым кровопроводом,
Несомненнее, чем глотом
Собственным, без оборота,
Без возврата, тьмы агатом
И базальтом и гранитом...
В рот монету
Взяв за вход подземный плату
Душ подземным водоемом
За Вожатою ведомый.
Ну, а дальше? То ли дернул
Гвоздь за шалевый лохмот,
То ли просто коридорным
Ходом оказался грот
Словом стали:
Он из стали
Вылитый, она но шали
Кроме, да лезгинской тальи...
Поздно встали все проспали!
Не застали ничего!
(Если ж, позже, дочь его
Именем ее звалася
Это только в память часа
Полного. (Так помнит насыпь
Розами.) Никак не мяса
Белого иль смуглого!)
Губы мела суше. Грушей
Спелой пение лилось.
Пела слушал. Тело душу
Слушало и слушалось.
|
Впервые опубликовано «Поэзия», № 30, 1981, с. 134.
Поэма не была завершена. По воспоминаниям А. С. Эфрон, Цветаева
охладела к поэме которая, как и все ее творения, была вдохновлена
конкретными лицами и обстоятельствами. Но эти лица и обстоятельства
виделись ей слишком «приземленными», она не могла высечь из своих
впечатлений трагедию страстей так же, как случилось это с поэмой
«Автобус», над которой она работала в то же, приблизительно, время, а
еще раньше с поэмой «Егорушка» (1921, 1928). Начало «Певицы» (34
строки) она напечатала в виде отдельного стихотворения под названием
«Дом». Возможно также, что от этой
вещи Цветаеву отвлекала работа над «Поэмой о царской семье» (не
сохранившейся) и над прозой.
(комментарии Анны Саакянц)
(источник М. Цветаева "Сочинения" в 2 тт.,
М., "Худ.лит.", 1988 г.)